|
|
ЧАСЫ ЦВЕТОВ
Ты спишь, а все уже не спит —
сквозь сон ты слышишь птичье соло,
а в щели, в дыры — солнце, солнце! –
и сна стеклянный гроб разбит!
Тебя кольнет иглой сосновой,
холодный куст обдаст росой,
и ты, зажмурившийся, новый,
и ты, счастливый и босой,—
с безоблачными небесами,
с водой, со стрелами осок,
вдруг открываешь мир глазами,
а миру только семь часов.
И он особенно заманчив,
когда в поляны и луга
выскакивает одуванчик
на поиск друга и врага.
Пушистый, вышиной в полметра,
он смелый,— жизнь ему — смешок!
Он, как мальчишка, ищет ветра,
чтоб ветер сдул с него пушок...
Но вот затих полет пушинок,
и начинается сейчас
очарованьем белых чаш
час раскрывания кувшинок!
Как на девичье раздевание,
из-за деревьев над прудом
глядишь на тайну раскрывания —
с желаньем, но и со стыдом...
Полдень солнцем переполнен!
Тут и там, и вот и вон —
колокольчиков над полем
синий звон-перезвон!
Колокольчик, колокольчик,
что смеешься, голубой?
Смейся, смейся, коли хочешь,
над моею головой!
Даль уходит, удаляя
все от нас — лишь ты да я.
Жизнь прожить бы, ударяя,
ударяя да даря!
Разве крыша? Разве угол?
Разве слишком долгий век? —
человеку —удаль, удаль —
удалой он — человек...
Но день окончен увяданьем.
Роняет вечер солнца мак,
и тихо-тихо, как свиданьем,
ночной фиалкой светит мрак.
И так потянет из-за этого
что-то такое сделать!.. Что?..
Ну, что-то самое заветное,
чего не делает никто!
И все насквозь неясно в этом,
и сделать этого нельзя:
уже сомкнулось — веко с веком
вплотную — небо и земля.
К себе возвращаешься, веткою хрустнув,
в потемках листвы, среди птичьих свистков,
и видишь — тропинка закапана густо
остывшею кровью больших лепестков.
1963
|
|
|