Одно стихотворение пиша, 
забыл я как-то роль карандаша, 
забыл о разлинованном листке, 
о лампочке, о ночи, о руке 
с какой-то невесомостью во мне, 
на полпути к звезде или к луне 
я втискивал живые потроха 
в сосуд традиционного стиха.

и вдруг какой-то вал, какой-то шквал
сосуд мой на стекляшки разорвал,
и всякие там рифмы и кавычки
полопались — и к черту на кулички!
И не хватило места на листочке,
и слово,
слово начало давить,
и я никак не мог остановить
слова
обычно всемогущей точкой.

Шквал продолжал бесчинствовать
повстанцем, 
он власть мою над формой поборол, 
ушел и занял некое пространство 
и неизвестность формы приобрел.

Причину происшествия ища, 
я свистнул и сказал себе: моща! 
Когда-нибудь, пожалуй, доверчусь! 
Инерция? Какая там инерция! 
Заряженное атомной энергией 
какое-то одно из наших чувств.