Здесь даже мелочи — не мелочи...

Здесь даже мелочи — не мелочи. 
В России голод и война. 
А ты?.. Два мальчика и девочка, 
и мать больна, а ты одна.

Нет, нашу хату не сожгли, 
и нас ни разу не бомбило, 
До нас фашисты не дошли, 
а что уж было, то уж было...

Казалось, все запластовалось, 
угомонилось, улеглось... 
Молчать об этом удавалось, 
а вот забыть не удалось.

Бывало, скопишь все обиды,
все боли маленькой души,
и бьешь... и трр — под ногтем гниды,
и раз-раз-раз — под ногтем вши.

Теперь-то и в помине нет их, 
и с кем не говоришь сейчас,— 
«Да, помню, были вши у некоторых. 
Но —боже упаси! — у нас?..»

Отшибло, что ли, память ихнюю? 
Стыдится швов и шрамов жир! 
Но разве жир—защита истинная? — 
Нет! Шрамы борятся за МИР!

Нет в шрамах никакого срама. 
Я ничего не позабыл. 
Чего стыдиться, правда, мама? 
Кто воевал — тот ранен был.

Не брезгуя любым трудом, 
в грязи и боли оборонной, 
ты восстанавливала дом, 
как будто город разбомбленный.

И, сквозь надломленность, надрывность 
пройдя, ты сберегла в душе 
чуть смешноватую наивность 
и честность, редкую уже.

У нас здоровая натура. 
Хоть боль есть боль, но хороша 
тем, что чем больше терпит шкура — 
тем меньше — совесть и душа!

1968 г.